О КИНО В РОМАНЕ ВИКТОРИИ КОЛТУНОВОЙ: РАССУЖДЕНИЯ

23 Октября 2021

Пишущий, творящий человек по сути своей шар из дрожжевого теста. Основой, клетчаткой представлена ежедневная неустроенная жизнь его, а роль дрожжей прекрасно исполняет приобретенный жизненный опыт. А далее количество тепла, мягкая темнота, время созревания и хорошо протопленная печь, устроенная то ли судьбой, то ли кем-то свыше, сделают своё дело. Пробуйте. Ешьте.

Помню одну ночь в ленинградской казарме в 1975 году. Сокурсник по академии, принятый в доме писателя Даниила Гранина, принёс в казарму выпрошенный у домашних журнал «Москва» с «Мастером и Маргаритой». «До утра. И чтоб никто не увидел». Собрав пяток батареек из караульных фонарей, накрылся одеялом и стал читать.

«- Мы вас испытывали, - продолжал Воланд, - никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут! Садитесь, гордая женщина!»

Утро бежало к шестому часу, к подъему. Двадцать четыре вояка спали, а я мычал сквозь зубы от злости, что вот дошел до главной мысли своей жизни, а время на прочтение книги закончилось! Всё проходит. Но приобретённый навык находить главную мысль в прочитанном укоренился на уровне рефлекса. В нынешние непонятные времена не рефлексирую, то бишь, читаю мало.

Но вдруг, почтой приходит книга из Одессы, автор – стильная женщина, ироничная, несколько высокомерная, в моей прошлой памяти пишущая сочную, жесткую, современную прозу. «История одного дома и его обитателей. Кинороман». Прочитав в предисловии её интервью журналисту Кучеренко и оценив толщину издания, я, было, захлопнул книгу и попрощался с ней, мысленно поблагодарив автора, что всё так понятно изложила.

Однако одна фраза зацепила меня надолго: «- Сынку, - неожиданно мудро сказала баба Франя. - А ты не сумуй. Кожному своё. Ты своё делай, стой на своём. А то, шо ты пишешь, всё равно тебе пригодится. Рано или позже. Ништо не проходит через человека бесследно, сынку».

Вот так - главная мысль в начале книги встречается крайне редко, промахнуться не хочется – гонор читателя не позволяет, но уважительное отношение к тексту приглашает к прочтению и нежеланию ошибиться в лучших ожиданиях своих.

Прожив девятнадцать написанных фильмов-глав книги, (уж если это кинороман, то каждая глава - киношная короткометражка) ощущаешь некий свербёж, дискомфорт, несогласие с автором в названии «История одного дома…». В киноромане видимые (прочитанные) декорации не зажаты стенами, проёмами, кровлею, двориком и арочным въездом с воротами на скрипучих петлях. Может, «История одного города…»? Ибо в каждой киноглаве – город: славный, старый, чаще ободранный, чем обустроенный, выживающий, живучий, с запахом воды от морского ветра; город, проплывающий во времени, великодушно добрый к своим невероятно интересным и загадочным людям. Хотя сама автор под «домом» подразумевает всю землю, а под его обитателями – все человечество, как сказала она в интервью.

Каждая кинолента самобытна, автономна и не привязана мостиком к другой. Но, вместе собранные, они напоминают малоизвестную картину Брейгеля-старшего «Борьба между Карнавалом и Постом». Стилистика в преподнесении зрителю схожая: в рамках городских стен, на главной площади, на убегающих в перспективе улицах - множество человеческих лиц, исходя из времени и потребностей своих, созерцают и разрушают жизнь свою. Медленно вникая в происходящее, то восторгаешься, то печалишься, то в омерзении от них отворачиваешься, ищешь воду, чтобы умыться.

Временные рамки «Истории…» достаточно обширны – с 1933 года по 2053 год. Всего 120 лет, чуть больше, чем у Г. Маркеса в его «Одиночестве». Но раскатанность этого полотна заставляет зрачок суживаться, ловить отличия в пестрополотности, находить знакомые, прожитые самим знаки в одежде, музыке, в мучительно-болезненных ситуациях, в схожих запахах совдеповского и не совдеповского времени, в знакомых звуковых причастиях и причитаниях, в ощущениях колючести неприятной шинельной ткани, в которую ранее обертывала тебя жизнь, а сейчас (по твоей же воле!) укутывает автор. Бросить, отвергнуть и забыть? Так нет же! Смотришь на скрюченного под снегом умершего Абрама, слушаешь городские и провинциальные байки про Лёвушку Троцкого и Сталина, идёшь за Борькиным дедом, так же шаркая ногами, пробуешь дотянуться до горбатенькой волосатой спинки чертовки Мавки, отдергиваешь руку, крестишься, что-то шепчешь, на ночь-то глядя…

Права баба Франя: «То, шо ты пишешь, всё равно тебе пригодится».

Виктория Колтунова удачлива в своей работе. Через рефлексы, комплексы, ощущения своих героев ей удается общаться с читателем на уровне не только эмоций, оценок, а, что удивительно, тактильных ощущений.

Мастер? Безусловно – мастер! Уровень мастерства подтверждает разнообразность картин и сложность тем, раскатанных на полотне. И не все картины в тех прописях и лессировках подходят читателю. Если хочется отвернуться, бросить в сторону и вскрикнуть «Чушь какая!», то и в этом тоже удача, серьезная удача. А вот заставить читателя не отвернуться в номере гостиницы, где происходит соитие одесситки Карины с потным Анзором, - просто невероятная удача автора. Это не связано с эротикой, ибо это есть картина, выписанная художником, женщиной, совершенно скупыми, жесткими приёмами языка в количестве шести предложений. Вспомните фильм «Интердевочка». Долгую и неприятную постельную сцену фильма, в своем романе автор сконструировала всего из шести коротких фраз. Но воздействие-то на читателя каково! (Глава десятая, «Семейный ужин в начале 90-ых»).

Есть сомнения в виртуальной тактильной близости автора и читателя? Тогда попробуйте подсесть к столу, как голодный отец Карины, макните обглоданный кусочек холодной куриной грудки в соус и положите себе в рот… Чувствуете? Омерзение от самого себя, поедающего остатки пищи, заработанной дочерью в постели. И отчаяние от того, что голод сильнее тебя.

Каждая глава, как дома на Ратушной площади в картине Питера Брейгеля. В каждом объеме – своя тайная жизнь в невероятных переплетениях подлости, мелочного цинизма, эгоистичной вожделенной любви, заботы о чужом человеке, веры в чудо и провидение. Особой удачей Виктории, этаким экстремумом киноромана, выступает рассказ «Бутылка Шардонне» (глава четырнадцатая). Если не умничать и не искать «главную мысль» то предлагаю вместе с автором походить по коммунальной квартире инвалида Вовки и Веры, понять их тревоги, ожидания, спрятаться за мыслью: «Как хорошо, что это не со мной», и прошептать изумлённо: «А ведь это такааая правда…».

Детали, детали, господа читатели, сшили, сбили, прострочили эту историю в неразрываемое роскошное полотно!

В завершение просмотра киноромана поищем некие параллели. В середине XIX века французский художник Гюстав Курбе (1819-1877) свой творческий подход изложил следующим образом: «Быть в состоянии передать нравы, идеи, облик моей эпохи, согласно моей собственной оценке; быть не только живописцем, но также и человеком; одним словом, создавать живое искусство – такова моя цель». В 1866 году Гюстав напишет для Салона картину «Происхождение мира», вызвавшую неимоверный скандал в обществе. Самую лучшую свою картину. Взгляду созерцателя трудно оторваться от этого полотна! Может поэтому картина выставлена в самом дальнем и тёмном зале музея Орсе в Париже. Картина невероятно тактильна! В этом зале около десятка камер наблюдения. Во избежание случайных прикосновений к полотну, за поведением посетителей внимательно наблюдают двое служащих. Главная мысль Гюстава Курбе была с вызовом брошена парижскому обществу: «Можно! Можно говорить обо всём!». И мысль, и её визуализация стали отправной точкой для появления импрессионистов.

И проза Виктории Колтуновой также тактильна в полной мере.

В своём киноромане писательница неторопливо приблизилась к 2053 году (глава девятнадцатая «Труха»). Спокойно, без эмоций представляет нам картину безболезненного разрушения мира в виде оседающей, мягко стелящейся под ноги пыли. Декаданс – сказали бы ценители соцреализма. А я попробую деликатно оттолкнуться от медального Бродского и назвать это действо «Конец неразумной эпохи».

Писательнице Виктории Колтуновой удался кинороман, где в протекающем перед нами Времени трудно найти объяснения поступкам героев с позиций прагматичного разума. Но их действия, чувства, эмоции глубоко трогают нас, погружают в раздумья, благодаря талантливой работе автора.

Как жаль, что эта книга издана в количестве всего сто экземпляров за счет двух маленьких спонсоров. Хотелось бы увидеть книгу в нормальном тираже. Остается пожелать Виктории Григорьевне мецената с огромным чувством ответственности к этой очень серьезной книге, который сможет найти деньги на большой тираж, достойный такого произведения. Роман это заслуживает.

Александр КОРЖ, поэт

Если Вы желаете оказать нашему изданию посильную материальную помощь, нажмите кнопку «Поддержать журнал», которую Вы увидите ниже, пожертвовав сумму, которую Вы посчитаете нужным. Благодарим заранее!
Поддержать журнал
ДЛЯ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ПУБЛИКАЦИИ ПО СОЦИАЛЬНЫМ СЕТЯМ, ЖМИТЕ НА ЭТИ ЗНАЧКИ



Оставить комментарий:

Текст сообщения*
Защита от автоматических сообщений
Загрузить изображение